Я послушно, словно марионетка шагала за девушкой из мойки, роняя с носа капли воды. Вытереть себе полотенцем морду я не дала принципиально. Не любила прикосновения к истерзанным, огрубевшим губам. Тяжко вздыхая и отфыркиваясь, я как хорошая лошадь позволила запихнуть себя под солярий. Это мне даже нравилось. Ну - быть послушной. До поры до времени конечно. Девочка включила лампы и ушла, оставив меня в одиночестве. Я несколько тоскливо посмотрела ей вслед. Мне впервые за долгое время захотелось побыть в обществе кого - то живого. Прикрыв глаза, я стала переминаться с ноги на ногу, чтобы тепло прогрело все тело. Я любила тепло и ненавидела холод. Равно как и жару. Все должно быть в меру. Прошло минут пятнадцать, я сладко дремала, как вновь услышала этот противный скрежет по полу. Отцепится ли она уже от этого треклятого ящика?
Я с интересом разглядывало свое тело. Осталось лишь немного невычесанной шерсти, и хвост с гривой теперь были ухоженными и лежали аккуратно. Почему - то мне казалось, что мои глаза стали снова постепенно становиться голубыми. А может мне это только казалось. Раньше они были ярко голубыми, а потом посерели, что меня угнетало.
Фыпкнув, я спокойно подняла голову, чтобы девочке было удобнее отцепить меня от развязок, и послушно поплелась следом. Мне уже так хотелось покинуть стены этой осточертевшей конюшни, и я нетерпеливо мотала головой, подгоняя свою несуразную и медлительную подопечную.
Гневно глянув на конюхов, я отвернулась, гордо вздернув голову. Глупые смертные. Или смертники.
Как получится.
Я бы спокойно шла дальше за девушкой, если бы из соседнего денника, вдруг не высунулась омерзительная рыжая морда, потянувшаяся к кудрявой голове моей подопечной. И не знаю почему, но меня это взбесило. Я только - только нашла себе более - менее подходящего человека и не собиралась просто так его упускать. Яростно взвизгнув, я поднялась на свечу, со всей силы ударив передними ногами по двери денника кобылы. Та попыталась было спрятаться вглубь, но я успела схватить ее за храп, и со всей дури сжать зубы. Кобыла отчаянно завизжала, вырываясь, отчего послышался хруст хрящей и во все стороны брызнула кровь. Я мотала головй на себя, стараясь порвать ей морду на части. Глаза застелило пеленой ненависти. Конюха подняли шум, кто - то схватился за лопату. Я почувствовала удар по спине, и резко выпустив кобылу развернулась, вцепившись в руку одного из мужиков. Тот заорал, пытаясь снова меня ударить. Во всей этой неразберихе я потеряла из виду девченку. Меня снова попытались ударить лопатой, и я взвилась на дыбы, яростно заржав. Привкус крови на губах дурманил, и резко развернувшись, я мощно ударила конюха двумя задними, отчего тот отлетел и ударившись о стену упал, не делая попыток подняться. Я ошалело глазела по сторонам. Грудь вздымалась, глаза и ноздри были расширены. Я дрожала. Страх, паника, возбуждение, жажда убивать - все смешалось в какофонию чувств и эмоций. Я жадно слизывала чужую кровь со своих губ, чувствуя, как пропущенные мною капли ярко - алой жижы падают на бетонный пол.
Обернувшись, я наконец - то нашла глазами девушку. Мой взгляд был затравленным, извиняющимся и может немного предупреждающим. Я не послушная, комнатная собачка, в отличие от многих лошадей. И либо она примет меня такой, либо пусть не принимает никакой.
Выбор за ней.