Игровое:
Имя персонажа:
Брин
Пол/ Возраст:
Кобыла/9 лет
Порода:
Ахалтекинская, но из - за очень запущенного состояния лошади этого практически не заметно. Так - же нет и документов, даже паспорта.
Состояние здоровья:
У кобылы нарушена психика, множество шрамов по всему телу, рубцы на ногах и на морде.
Внешность:
Такая на данный момент:

Такой станет после запланированного сюжета:

Характер:
Когда - нибудь, хоть кому - нибудь из вас, удавалось увидеть абсолютную пустоту?
Нет, я не про темную бездну где - то под скалистыми обрывами.
Я о пустоте.
О той самой пустоте, что притаилась в сердце у каждого живого существа.
Она серая, липкая, вязкая и кажется, что нет выхода. Ты задыхаешься, барахтаешься изо всех сил, но что бы ты не делал, тебе уже никогда не вырваться, ведь пустота уже оплела тебя.
Вот такая пустота, притаилась в глазах Брин. Они серые. Настолько вязко, туманно - серые, что в них больно смотреть. А вам, впрочем, и незачем.
Тонкая шкура, в рубцах и рваных ранах - уже давно заживших, но оставивших после себя ужасные следы, на нежно - розовой коже. Она помнит о каждом шраме, начиная от тонкой белой полоски за ухом, от хозяйского кнута и заканчивая длинным, рваным рубцом от медвежьих когтей, на горле.
Представляете, как ужасно смотрится розовая шкура альбиноса с белыми шрамами по всему телу, как будто кто - то ударил по ней кулаком и во все стороны пошли трещины, как после удара по зеркалу.
Копыта все в трещинах, сколах, отбитые по малюсеньким кусочкам. Когда лошадь живет в постоянных драках, чтобы обеспечить себе хоть какую - то безопасность, то к сожалению, это наносит непоправимый ущерб внешнему виду.
Вечно взлохмаченная, серебристая грива, рваными прядями и скомканными клубками спадает на изрубцованную шею и пустые, серые глаза. Хвост настолько спутан, что можно даже не пытаться различить его цвет, а ведь когда то он был почти белым...
Крепкие, массивные ноги, не отличаются умопомрачительной длинной, да что тут скрывать, они и вовсе короткие, но зато обладают неплохой ударной силой. Наверное, если бы Брин была из тех изящных, красивых и грациозных кобыл, которые красуются то тут, то там, то умерла бы еще в жеребячьем возрасте.
А впрочем, так может, было бы, и лучше для нее.
Круп не круглый, а более приближен к трапеции, по бокам торчат маклаки, выдающие ее происхождение.
Оттуда же, и крепкая, широкая спина, длинная, но широкая и мощная шея, длинная морда с горбинкой, мохнатые уши и "бастардовы" щетки на ногах.
Брин не красива. В какой - то степени можно говорить о том, что она уродлива, но все же....
Есть в ней что - то, что притягивает взгляд. Что - то, что не дает забыть ее среди тысяч прочих прохожих.
Коренастая, истерзанная лошадь с такой абсолютной пустотой в глазах, что подойти к ней не просто страшно, а больно, словно к старушке сидящей на снегу и просящей милостыню. Вы можете кинуть монетку, перекинуться парой фраз, но вы ей ничем не поможете, а потому уходите со смешанными чувствами жалости, боли, сострадания...
Не смотрите на нее, не разговаривайте с ней, не приближайтесь.
Огромные глаза и потрескавшиеся сухие губы, шрамы на морде и по всему телу, длинная, рваная челка, спадающая меж пушистых ушей.
Это напугает вас, это принесет вам лишь беды и разочарования, а потому просто пройдите мимо, делая вид,
что вы ее не заметили.
Биография:
Время зависло, секунды отмерены,
Словами на выдохе рубим с плеча – легко.
Девочка ждёт. Это будет оценено.
Меж тем ожидание – пулями в «молоко» –
Всё мимо нас.
Моя история началась так давно, что я уже и не помню некоторых деталей, отдельных лиц и голосов, но я постараюсь рассказать вам то, что помню наверняка. Я ворвалась в эту жизнь ярким, ослепительно белоснежным пятном, после тяжелых, для моей матери родов. Я слышала ее жуткие крики, чувствовала, какое слабое и хрупкое ее тело, какое оно маленькое для меня. Я рвалась на волю несколько часов подряд, а когда родилась, то долго лежала на мягкой соломе, не желая открывать глаза и принимать, что рядом со мной лежит уже холодное, безжизненное тело. Я наверное понимала тогда, что я вина смерти этой хрупкой соловой кобылы. Дрожащим комком я лежала в просторном деннике, вслушиваясь в непонятный хруст и шум со всех сторон, еле шевеля маленькими ушами. Сил вставать не было, но я понимала, что это необходимо. Я хотела жить и знала, что имею на это право. С трудом поднявшись на шаткие ноги, я подошла к холодному, потному боку матери и потрогала ее носом, но та не отзывалась. Так я стояла несколько часов, пытаясь растолкать мать, хотя и понимала, что это уже бесполезно. А потом пришли они. Двуногие - чужие для меня, не такие. Они долго растирали меня одеялами, а потом кормили молоком из соски. Я пила его жадно, огромными глотками, давясь и отплевываясь, не обращая внимания на то, что на мою морду одевают веревки. После кормления меня вывели из денника и повели на улицу, мимо заборов и зданий. Я озиралась по сторонам, стараясь впитать каждую частицу этого чужого, но такого родного мира, пытаясь каждым уверенным, шатким шагом доказать, что имею право жить здесь. Через пару минут путь был закончен - меня завели в другую конюшню, и поставили в денник к буланой кобыле с забавным именем Аль - Симурра. Она стала моей приемной матерью. У нас не было тесных отношений. Она выкармливала меня, пытаясь заменить мной своего мертворожденного жеребенка, а я слушалась ее в обмен на то, что благодаря ей еще жива. Так продолжалось около года, после чего меня поставили в собственный денник, а еще через пол года отправили с табуном в 30 - 40 голов на пастбища, набираться ума и сил. Я старалась держаться как можно дальше от остальных лошадей, а в особенности от своего отца - главного жеребца производителя Шах - Магулла. Его алебастрово розовая, как у меня шкура сверкала начищенным серебром, а глаза были холоднее льда. Он был жесток и рассчетлив, безжалостен и всегда получал то, что ему было нужно.
Я росла и набиралась сил, пока однажды ночью в нашей леваде не появились чужаки. Они накидывали нам на шеи веревки и тащили к грузовикам, подгоняя плетьми. Я не хотела быть битой, а потому пошла по доброй воле, спокойно поднявшись по трапу. Я просто хотела продолжать жить.
Мы ведь из тех, кто всегда как-то выживет,
Когда остальные полпачки не выкурят.
Или из тех, кто не тонет и выплывет,
Когда остальные сгорят или выгорят,
Так что сейчас
Та ночь запомнилась мне надолго. Крики тех, кто был со мной в леваде, общий гул непонимания и упрямства. Такого бесполезного, что мне становилось смешно. Через пол часа половина лошадей была распихана по машинам и нас повезли по ухабистой дороге. Я предпочитала спать, что - бы не думать ни о чем. Мне было абсолютно все - равно куда и зачем меня везут, и что со мной будут делать. Этот долгий путь был закончен лишь через несколько дней. Когда двери коневоза распахнулись, я зажмурилась от яркого света, бьющего по глазам, но меня тут же грубо дернули за веревку и потащили в какой - то убогий сарай. Запихнув меня в помещение люди ушли, захлопнув двери. Я огляделась и поняла, что далеко не одна. Ютившись в углу,стояли еще пять лошадей - исхудавших, незнакомых и вызывающих лишь жалость и отвращение. Я фыркнула и отошла прочь, стараясь услышать разговор на улице. Но люди говорили на непонятном, ломаном языке и я не узнала ничего нового. Так прошел день, а нам не принесли ни еды, ни воды. Какая - то кобыла попыталась заговорить со мной, но я со всей силы вцепилась в чубарую холку, с трепетом чувствуя, как ее горячая кровь потекла по моим губам. Я слышала ее визг, чувствовала ее боль, и наконец отпустила. Та отлетела в свой угол, смотря на меня ошарашенными глазами. Так я показала, что никому не позволю приближаться ко мне без предупреждения и заслужила свой статус. Меня боялись, а потому подчинялись мне. Вкус власти был у меня от моего отца, она требовалась мне как воздух и я упивалась своей силой. На следующее утро люди вывели меня и других кобыл на улицу в тесный загон, вокруг которого стояли люди, что - то записывая на бумаге. Я услышала баснословную цену, а потом почувствовала веревки на шее - меня снова уводили.
Шёпот сменяется звонкими воплями:
Она не простит и потом отыграется…
Снег валит белыми мокрыми хлопьями.
Её убивают. Она – улыбается.
Мой новый дом был поистине огромен и красив - именно здесь и было мне место. Но если бы я знала тогда, как обманчиво первое впечатление. Меня купили из - за необычной внешности для сына какого - то богача. Мы с этим избалованным ребенком сразу не понравились друг - другу, но одно нас объединяло - ненависть и жажда власти. Он мечтал сломать меня и подчинить своей воле, а я мечтала втоптать его голову в грязь и рвать его тело на куски. После каждой заездки я приходила с разодранными в кровь губами и рваными ранами на теле. Меня не кормили и не поили сутками, но всегда исправно чистили по рваной коже - это доставляло моему хозяину удовольствие. Он - же всегда ходил искусанный или избитый - если я умудрялась до него достать. Он любил брать длинный хлыст и залезать на закорки моего денника, откуда нещадно бил меня, пытаясь заставить вжаться в угол, но я лишь стояла, глядя на него полными ненависти глазами. Наша борьба продолжалась 6 лет. Под конец этого времени мое тело было испещрено шрамами, ребра можно было считать с расстояния в километр, а грива, спутанная и лохматая свисала до лопаток. Я ждала мести целых шесть лет и этот день наконец настал.
Он потерял бдительность и всего пару скачков выбили его из седла. В следующий момент мои копыта опустились на его хрустящий череп. Я рвала его кожу и мясо снова и снова, превращая труп человека в кровавое мессиво, пока не услышала крики и выстрелы. Подбежали люди, но не решались подойти. Отец хозяина бледный стоял, сжимая в руке пистолет, и направив его на меня. Я медленно подняла окровавленную морду, а в моих глазах сверкал триумф и радость. Люди в страхе отпрянули, но он стоял, не сводя с меня прицел. Я гордо вздернула голову, не сводя своих ледяных глаз с его лица. Повисла гробовая тишина, которую разрушил выстрел, но не в мою сторону. Пожилой человек пустил пули себе в висок.
Люди закопошились, меня увели, а потом продали. Я ехала несколько суток и прибыла сюда, видимо, в ожидании дальнейшего хозяина. Но я бы не советовала вам подходить слишком близко.
Мало - ли какой несчастный случай может приключиться?

Реальное:

Я в шоке. Удачной игры.